Рассказ «Долой печёнку!»
Поздним вечером пятницы, когда мысль о предстоящих выходных греет лучше гармошки чугунного радиатора, в крошечной уютной кухне Грушевских проходил семейный совет. Мама сидела у окна на мягкой табуретке и взволнованно отирала о вафельное полотенце уже давно сухие руки. Под папой страдал одышкой дерматиновый уголок, вкупе со своей тяжелой ношей напоминавший тетиву рогатки, безуспешно силившуюся выстрелить грузным снарядом папиного тела. Вадик стоял в дверном проеме, и его набухшая нижняя губа явственно свидетельствовала о том, что ждать от жизни чего-то хорошего ему, Вадику, больше не приходится.
— Какой, ты говоришь, минус? – снова переспросил папа.
— Минус два с половиной, — трагически, как и в предыдущие пять раз, сообщила мама.
— У тещи столько же?
— Нет. У мамы минус два.
Папа повернулся к Вадику и тоже надул нижнюю губу, но не разочарованно, а зверски.
— Доигрался, лоботряс! У бабки твоей зрение лучше, чем у тебя. Ослепнешь раньше, чем отрастут твои…
— Максим! – возмутилась мама.
Вадик всхлипнул.
— Что Максим? Говорил тебе, нельзя ему планшет покупать. Он меры ни в чем не знает.
— Но у всех же есть, — попыталась защититься мама.
— У всех же есть, — перекривил папа, некрасиво сморщившись.
Он отхлебнул темного пива, уже давно ждавшего в массивной глиняной кружке, и с минуту сидел молча. Успокаивался.
— И что делать теперь?
Мама засуетилась. В ее руках появился блокнот, в который она обычно заносила список покупок. Шумно и торопливо пролистав несколько страничек, она уставилась на собственный неразборчивый почерк.
— Значит так. Во-первых, нужно добавить в рацион ребенка больше моркови, печенку и витамины с черникой.
Брови Вадика обреченно поднялись, соглашаясь с нижней губой.
— Во-вторых, три раза в день он будет делать зарядку для глаз.
— О, слышь, Вадюха, зарядка для глаз. Это как твоя бабушка делает.
Папа смешно выпучил глаза. Хмель начинал действовать, и включилось то, что он считал чувством юмора.
— Максим! Перестань! Я взяла у доктора брошюру с упражнениями. Там глазами вертеть по-всякому нужно.
И мама принялась показательно вертеть, демонстрируя тоненькую сосудистую сетку на белках голубых глаз.
— Ну, жирдяй, хоть глаза накачаешь, — подбодрил папа.
— А ты что, не жирдяй? – возмутился Вадик.
— Я – жирдяй, — гордо согласился папа, — но мне можно. Я старый.
— У Сереги вон папа старше тебя, а… — начал было Вадик, но осекся, поймав красноречивый взгляд родителя.
— В-третьих, ребенку нужно обеспечить обстановку спокойствия и заботы! – продолжила мама, повысив голос.
— Школу бросить, что ли? – острил папа, но его реплик больше не замечали.
— В-четвертых, нужно исправить осанку и сделать ярче освещение над письменным столом.
Обиженный всеобщим невниманием папа подобрал живот, облокотился на стол и ударил в самую болезненную цель:
— А с играми что? Можно сидеть за компьютером по восемь часов в день?
Мама глянула на Вадика с безмолвной мольбой о прощении и прочла последнее:
— В-пятых, нужно максимально сократить время пребывания за компьютером. Не больше сорока минут в день.
Папа победно откинулся на спинку и с удовольствием отхлебнул пенного.
— Отлично! Исключить так исключить! У меня в детстве даже приставки не было.
— По поводу компьютерных игр я советовалась со школьным психологом.
— Уже и такое есть?
— Представь себе. Так вот, у ребенка нельзя просто так отобрать то, к чему он привык. Ему нужно предложить альтернативное занятие. Вот, например, какие у тебя в детстве были развлечения?
Папа ненадолго задумался.
— Картошку с батей копал, персики снимали и возили на развилку продавать, курей ощипывали…
— Прекрати! Я серьезно!
— Серьезно ощипывали.
Папа игриво щипнул маму за бок, скрывавшийся под атласным халатом, она шлепнула его по руке.
— Я, например, в детстве, любила мастерить поделки из природных материалов.
— Точно! Будет лепить шарики из козявок, — не унимался опасно повеселевший папа.
— Животных делала из ракушек, ореховых скорлупок. Очень миленько получалось. Завтра после обеда мы с Вадюшей пойдем в парк собирать материалы для поделки.
Вадик, впервые услышавший о субботних планах, громко задышал через ноздри, а в глазах его заплясали отблески ужаса, будто сидевшие перед ним родители вдруг обратились во всадников апокалипсиса, сеющих хаос и разрушение. Он уже знал, кого сделает завтра из скорлупок: всадника Смерть на бледном коне. Если доживет, в чем он засомневался после следующего маминого сообщения:
— А до обеда, пока я готовлю и делаю уборку, ребенком займешься ты, Максим! Итак, что ты намерен с ним делать?
Папа икнул от неожиданности и недоуменно оглядел Вадика. Так хозяйка осматривает синеватую, случайно перепавшую курицу, решая, как ее лучше приготовить: разделить на пару бульонов, или всю целиком порубить в плов.
— Вот с ним? – переспросил Максим Леонидович.
— С ним, с ним. До обеда на свой гараж с мужиками и не надейся. Теперь половину каждого выходного ты будешь уделять родному сыну, ясно?
Мама разгорячилась и ожесточенно комкала вафельное полотенце. Спорить с ней в такие моменты было опасней, чем клеить объявления на дверь подъезда при местных старушках.
— Мы можем узнать про мониторы нового поколения, которые не так вредят глазам, — начал было выкручиваться Максим Леонидович, но мама тоже громко задышала через ноздри.
— Ладно, ладно. Буду с ним в шахматы играть.
— Отлично. Настольные игры – чудесное занятие для мальчика.
Вместо привычного вечернего заезда в рядах славного танкового клана, Вадик полчаса жевал тертую морковку в сметане, с отвращением ковырял печеночную котлету, а затем, повернувшись лицом к стене, слушал длинный рассказ про какую-то глупую обезьяну, угнетавшую дворовых собак. А впереди его ждали долгие безрадостные выходные.
Вопреки опасениям мамы и к горькому разочарованию Вадика, утром папа приступил к обязанностям примерного родителя с воодушевлением молодого школьного учителя, который еще не знает размер своего оклада. Из темного кладовочного запределья извлеклась старенькая добротная доска, бережно хранившая в чреве блестящие фигурки деревянных воинов, а также шахматные часы «Янтарь», похожие на сову.
— Хорошие вы мои. Работают, — приговаривал папа, поглаживая темный корпус. – Их моему бате дед из Москвы еще в детстве привез. У бати-то разряд был по шахматам.
Вадик с силой вдавил одну из кнопок управления, за что получил чувствительный шлепок по руке.
— Осторожней! Это тебе не кнопка лифта. Антиквариат, между прочим.
— Чего? – не понял обиженный Вадик.
— Редкий эпический шмот, — перевела мама, вытиравшая пыль неподалеку.
— Не вмешивайся, женщина! – грозно повелел Максим Леонидович. В его тоне слышалось порицание за недостаточное уважение к той великой жертве, которую он приносит, возясь со шкетом, в то время как другие нормальные мужики вот уже час празднуют день рождения слесаря Егорыча в гаражах.
— Антиквариат, сынок, это всякая старая дорогая дребедень. Причем чем старше, тем дороже. Поэтому осторожней со своими лапами.
Максим Леонидович расставил белые фигуры и повелел сыну повторить священнодействие по «темную» сторону баррикад. Вадик долго елозил по доске потертыми донышками фигурок, стараясь выказывать полное равнодушие к предстоящей игре, за что был наречен тормозом и балбесом.
После беглого и сбивчивого разъяснения правил игры началась первая партия, продлившаяся недолго: подсказки Максима Леонидовича быстро привели Вадика к поражению, а самого Максима Леонидовича – в полный восторг.
— Ага! Видал, как я тебя вздул?!
То же самое произошло и в двух последующих раундах.
— Ты просто издеваешься над ребенком! – не выдержала, наконец, мама. Вадик покраснел и вспотел от досады. Он едва сдерживал слезы.
— Каким это боком я над ним издеваюсь?
— Почему ты все время выигрываешь?
Максим Леонидович сдвинул брови и изобразил усиленное раздумье.
— Наверное, это потому что я его умнее, — заключил он радостно.
— Причем тут ум? Он же не умеет играть.
— Пусть учится. Не буду же я ему специально поддаваться?
— А я буду! – взвизгнула мама. Она перестала сдерживать раздражение, ее голос звенел, как пластинки металлофона. – Уходи отсюда прочь в свои гаражи! Издеватель. Гестаповец. Я сама буду с ним играть в шашки, понял? И шахматы свои гестаповские забирай, и часы. Возьми их в гаражи и бухай на время со своими алкашами.
Папа опустил голову. Настало его время дышать через ноздри. Только у него в силу габаритов это получалось громко и угрожающе. Он медленно поднялся и пересел на диван, где застыл, как каменная глыба.
Мама трясущимися руками сгребла с доски шахматы и стала нервно расставлять пластиковые шашки.
— Вадюшечка, дружочек мой, ты же помнишь правила? Бабушка с тобой играла когда-то. Ходи, сыночка.
— Белые первыми ходят, — еле слышно отозвался Вадик.
— Ну и пусть себе ходят. А у нас первыми пойдут черные! Давай, мой бубличек, ходи.
Усиленно подставляя под удар одну за другой белые шашки, мама проиграла и радостно захлопала в ладоши.
— Ура! Вадюша выиграл, — залепетала она совсем так же, как семь лет до этого приговаривала «А за папу ложечку? А за маму?»
Максим Леонидович, наблюдавший за всем исподлобья, встал, натянул спортивную куртку, положил в карман сигареты и зажигалку и, перед тем как громко хлопнуть входной дверью, пробасил из коридора:
— Гадость какая. Тьфу.
Мама с минуту сидела неподвижно, потом громко всхлипнула и расплакалась.
— Ма, можно я чуть-чуть поиграю? – нежно попросил Вадик, когда схлынула первая волна рыданий.
— Поиграй. Только очки надень, — согласилась мама.
— Орехи мы и завтра можем пособирать, — предложил он, обрадованный полученным благословением.
— Да-да. Обязательно пособираем.
С полчаса покурив на балконе, мама пошла печь пирог с мясом и грибами. И картошки нужно поджарить к обеду. Чтобы было, чем смазать рога, на которых папа из гаражей придет. К черту эту печенку, в конце концов!
© Нина Шевчук
ninashevchuk.ru
