За рулем семейный психолог
Дороги нашего города, гудящие от нескончаемых миграций анчоусов-легковушек и сельдей-маршруток, помнят еще тихие времена, когда по узким симферопольским улицам медленно и свободно плавали рейсовые автобусы семейства китообразных. Один такой великан вмещал в себя огромную массу планктона, тогда еще не офисного, а самого разнообразного, ведь, как ни сложно поверить в это сейчас, но было время, когда торговля не являлась единственным «рыбным местом» в наших краях.
«Капитана», водившего громадину, тогда не воспринимали как обслуживающий персонал. Многие пассажиры знали его по имени и относились с глубоким почтением. Известное дело: управлять такой толстозадиной – не анчоусы с пивом уплетать! Тут сноровка нужна, опыт и талант.
Возвращаясь домой со смены, иной пассажир приносил водителю угощение: работница хладокомбината, которой приглянулись суровые усы Капитана, доставала из авоськи бутылочку ароматной сладкой смеси мороженого, по понятным причинам не дошедшей до фризера, тепличники делились помидорами и огурцами, а бойкая старушка, продававшая на конечной пирожки с капустой, всегда отпускала Капитану четыре пирожка по цене трех. Причем, с ее стороны это была вовсе не коммерческая уловка, так как на других клиентов «акция» не распространялась даже в случае более крупных покупок.
Само собой разумеется, что пассажир, снедаемый какой-нибудь тайной тоской, первым делом поделится ею именно со знакомым водителем автобуса. А с кем же еще? Этот усатый зря болтать про чужое горе не станет. Видно, что человек серьезный. Да и нельзя ему, написано ведь красным по белому: «Разговаривать с водителем во время движения запрещено!»
Именно так рассудил однажды совхозный тракторист Паша. Рассудил и полез, толкаясь локтями, к выходу. Вывалившись из правой створки передней двери, он осторожно забарабанил костяшками пальцев в стекло левой створки, ведшей в кабину водителя. Последний нажал на кнопку и впустил гостя.
— Ну чё как? – спросил Павел беззаботно, будто вломился в кабину так просто, от скуки.
— Да как всегда. Хожу все по цепи кругом – от конечной до конечной, — ответил усатый, слегка придерживая огромный «штурвал».
Паша тяжело вздохнул. Как начать — не знал.
— А ты как? – подбодрил его водитель.
«Исповедовать» пассажира нужно скорее. Если не успеется до пункта его назначения – может остаться на целый круг.
— Да хреново, чё там, — досадливо махнул рукой Паша.
— Что так?
— Люська моя опять зашлялась, псица бешеная. Вот не поверишь: кожный день! Кожный день часов в восемь вечера кобели привозят, десять метров от калитки высаживают.
— Бил? – поинтересовался Капитан тоном терапевта.
— Бить не могу, — признался Паша. – Батько мой никогда пальцем не трогал нас, а мать – тем более. И я не могу.
— Жаль, что не можешь. Кулак от такого лучше всего лечит. Тогда выгони, — предложил усатый новый выход.
— Куда ж выгони? Трое детей у нас! Мать-то она ничего, ласковая. И в школу проводит, и сготовит, и постирает. А сам я куда?
Автобус плавно причалил к остановке, Капитан поерзал в кресле. Задумался. Следующая станция – Пашкина. Нужно срочно что-то предложить.
— Знаешь что? Свяжи и побрей ее наголо! – выдал он первое, что пришло в голову.
— Как это? – не понял Паша.
— Как барашков бреют, видал?
— Зачем?
— А затем: баба она красивая, особенно шевелюра эффектная. Без волос почти вся красота и выйдет. Кому охота с лысой бабой валандаться?
Паша почесал небритый подбородок.
— Так и мне самому страшно будет глядеть-то на нее.
— Это уж сам выбирай, что лучше: глядеть на нее и вечерами выглядывать, или за честь свою постоять. Бывай!
Усатый открыл дверь, показывая, что «консультация» окончена.
Следующим утром в стекло водительской кабины снова постучали костяшками, на этот раз изящными, розовыми. Увидев в овальном окошке распухшее от слез лицо Люси, обрамленное цветастым ситцевым платочком, Капитан открыл не сразу.
Неужели дуралей и впрямь его послушал? Да еще и разболтал, что виноват во всем водитель автобуса! Как вцепится сейчас в усы, бешеная баба!
Люся снова постучала. Делать нечего, пришлось открыть.
— Здравствуй, Люся. Что случилось? – кротко спросил усатый.
— Можно я тута поеду, чтобы люди меня не видали? – жалобно попросила она.
У Капитана отлегло от сердца. О его причастности к семейной ссоре она явно не знала.
— На здоровье. А что с тобой стряслось?
Она махнула рукой и поджала красивые пухлые губы. Потом сказала:
— Пашка, сволочь, вчера волосы мне под корешок остриг.
— Как так? – удивился усатый со всей искренностью неумелого вруна.
Люся всхлипнула, но сдержала слезы.
— У Егоровны, бригадирши, день рождения вчера был. Выпили маленько. За ужином с этим подлюгой еще дерябнули. Потом заснула, что младенец. А утром просыпаюсь, чувствую – голова мерзнет. Я хвать – а там!!! Под самый корешок, везде, где достал.
Она подняла на водителя полные слез глаза и некрасиво скривила губы, собираясь разрыдаться.
— Во дурак! Разве так можно?! – возмутился Капитан, пряча глаза. – А за что он тебя?
Слезы вдруг высохли, глаза забегали.
— Бруки утюгом спалила. Последние, — отчаянно соврала Люся.
— Жестоко, за брюки-то. Хотя, если последние…
Больше Люся не проронила ни слова до самого завода. Выходя из кабины, спросила:
— Обратно в районе пяти когда едешь?
— В семнадцать пятнадцать.
Она кивнула и побрела к проходной. Капитан скорее закрыл дверь, и продолжил свое круговое плавание.
Симферополь, 3 декабря 2016 года
